Неточные совпадения
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и,
подойдя к старику, что-то тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце. «О чем это они говорят и отчего он не заходит ряд?» подумал Левин, не догадываясь, что
мужики не переставая косили уже не менее четырех часов, и им пора завтракать.
Чичиков тоже устремился к окну. К крыльцу
подходил лет сорока человек, живой, смуглой наружности. На нем был триповый картуз. По обеим сторонам его, сняв шапки, шли двое нижнего сословия, — шли, разговаривая и о чем-то с <ним> толкуя. Один, казалось, был простой
мужик; другой, в синей сибирке, какой-то заезжий кулак и пройдоха.
Страшный
мужик ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь,
подойди под мое благословение…» Ужас и недоумение овладели мною…
Подошло с десяток
мужиков, все суровые, прихмуренные.
К нему медленно
подошел на кривых ногах широкоплечий, коренастый
мужик в кожаном переднике.
Мужики не решались ни
подходить близко, ни трогать.
Над толпой у двора старосты стоял говор, но как только Нехлюдов
подошел, говор утих, и крестьяне, так же как и в Кузминском, все друг за другом поснимали шапки. Крестьяне этой местности были гораздо серее крестьян Кузминского; как девки и бабы носили пушки в ушах, так и
мужики были почти все в лаптях и самодельных рубахах и кафтанах. Некоторые были босые, в одних рубахах, как пришли с работы.
Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский
мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире,
подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.
Древний старик, кондитер Марьи Ивановны, с трясущейся головой, остановил Нехлюдова, похристосовался, и его жена, старушка с сморщенным кадычком под шелковой косынкой, дала ему, вынув из платка, желтое шафранное яйцо. Тут же
подошел молодой улыбающийся мускулистый
мужик в новой поддевке и зеленом кушаке.
Привалову казалось с похмелья, что постукивает не на мельнице, а у него в голове. И для чего он напился вчера? Впрочем, нельзя,
мужики обиделись бы. Да и какое это пьянство, ежели разобрать? Самое законное, такая уж причина
подошла, как говорят
мужики. А главное, ничего похожего не было на шальное пьянство узловской интеллигенции, которая всегда пьет, благо нашлась водка.
Увидав направо в домишке свет,
подошел, постучался в ставни и откликнувшегося мещанина, которому принадлежал домишко, попросил помочь ему дотащить
мужика в частный дом, обещая тут же дать за то три рубля.
— Здорово, Михайла Савельич, — проговорил
мужик,
подходя к нам, — издалеча.
Подхожу — лежит
мужик, тулупом покрылся, дышит тяжко.
— Да так-таки нечего. Хозяйство порасстроилось,
мужиков поразорил, признаться;
подошли годы плохие: неурожаи, разные, знаете, несчастия… Да, впрочем, — прибавил он, уныло глянув в сторону, — какой я хозяин!
— Благодарю, Болеслав Брониславич, только оно как будто и не
подходит: вы — барин, а я —
мужик.
У волости уже ждали писаря несколько
мужиков и стояла запряженная крестьянская телега. Волостных дел в Суслоне было по горло. Писарь принимал всегда важный вид, когда
подходил к волости, точно полководец на поле сражения.
Мужиков он держал в ежовых рукавицах, и даже Ермилыч проникался к нему невольным страхом, когда завертывал в волость по какому-нибудь делу. Когда писарь входил в волость, из темной донеслось старческое пение...
Подошли к
мужикам, сговорили на четверть, собрали на четверть, в кабак зашли, четверть водки купили.
Кишкин смотрел на оборванную кучку старателей с невольным сожалением: совсем заморился народ. Рвань какая-то, особенно бабы, которые точно сделаны были из тряпиц. У
мужиков лица испитые, озлобленные. Непокрытая приисковая голь глядела из каждой прорехи. Пока Зыков был занят доводкой, Кишкин
подошел к рябому старику с большим горбатым носом.
— Я?.. Как мне не плакать, ежели у меня смертный час приближается?.. Скоро помру. Сердце чует… А потом-то што будет? У вас, у баб, всего один грех, да и с тем вы не подсобились, а у нашего брата
мужика грехов-то тьма… Вот ты пожалела меня и
подошла, а я што думаю о тебе сейчас?.. Помру скоро, Аглаида, а зверь-то останется… Может, я видеть не могу тебя!..
Кое-кто из
мужиков насмелился
подойти к самому господскому дому.
К ним
подошел третий товарищ, хохол Челыш, громадный
мужик с маленькою головкой, длинными руками и сутулою спиной, как у всех силачей.
Вот
подойдет осень, и пойдет народ опять в кабалу к Устюжанинову, а какая это работа: молодые ребята балуются на фабрике,
мужики изробливаются к пятидесяти годам, а про баб и говорить нечего, — которая пошла на фабрику, та и пропала.
«Пруд посинел и надулся, ездить по нем опасно,
мужик с возом провалился, подпруда
подошла под водяные колеса, молоть уж нельзя, пора спускать воду; Антошкин овраг ночью прошел, да и Мордовский напружился и почернел, скоро никуда нельзя будет проехать; дорожки начали проваливаться, в кухню не пройдешь.
Уж на третий день, совсем по другой дороге, ехал
мужик из Кудрина; ехал он с зверовой собакой, собака и причуяла что-то недалеко от дороги и начала лапами снег разгребать;
мужик был охотник, остановил лошадь и
подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что собака выкопала нору, что оттуда пар идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно медвежья берлога, и видит, что в ней человек лежит, спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
К Вихрову сейчас
подошел голова, а за ним шло человек девять довольно молодых
мужиков с топорами в руках и за поясом.
Некоторые из них, а в том числе и корявый
мужик,
подошли, посмотрели и отошли.
Мужики заметно принялись за это дело с неудовольствием, а высокий
мужик и не
подходил даже к могиле.
В это время вдруг раздался невдалеке выстрел;
мужики сейчас же обернулись в ту сторону, Вихров тоже взмахнул глазами туда; затем раздался крик и треск сучьев, и вскоре появился между деревьями бегущий непременный член. Вслед за ним
подходили и понятые, сопровождавшие его.
Вечером, бабы и
мужики, дворовые и задельные,
подошли поблагодарить Павла и хотели было поцеловать у него руку, но он до этого их не допустил и перецеловался со всеми в губы.
— Вот-с, привел, — сказал он,
подходя к Вихрову. — Это вот губернаторский чиновник, — сказал он
мужикам.
Вихров велел сотскому показывать дорогу и пошел. Мелков, очень слабый, как видно, на ногах, следуя за ним, беспрестанно запинался.
Мужики шли сзади их. Время между тем было далеко за полдень.
Подойдя к лесу, Вихров решился разделить свои силы.
— Не трудись их вынимать, а, напротив, дай мне расписку, что я их не взял у тебя! — сказал Вихров и,
подойдя к столу, написал такого рода расписку. — Подпишись, — прибавил он, подвигая ее к
мужику.
— А ежели
мужики за дровами приедут или там… вообще, — как же я? Вязать? Это — не
подойдет мне…
Какая-то женщина принесла ведро воды и стала, охая и причитая, обмывать лицо Рыбина. Ее тонкий, жалобный голос путался в словах Михаила и мешал матери понимать их.
Подошла толпа
мужиков со становым впереди, кто-то громко кричал...
Десятка два
мужиков стояли, сняв шапки, и слушали. Темнело, тучи опускались ниже. Голубоглазый
подошел к крыльцу и сказал, вздохнув...
— А вот — глядите! — ответил
мужик и отвернулся.
Подошел еще
мужик и встал рядом.
Вошла его жена, за нею в избу шагнул
мужик. Бросил в угол шапку, быстро
подошел к хозяину и спросил его...
— Именно оттого, — хе-хе-хе, — что просто. Именно оттого. Веревка — вервие простое. Для него, во-первых, собака — что такое? Позвоночное, млекопитающее, хищное, из породы собаковых и так далее. Все это верно. Нет, но ты
подойди к собаке, как к человеку, как к ребенку, как к мыслящему существу. Право, они со своей научной гордостью недалеки от
мужика, полагающего, что у собаки, некоторым образом, вместо души пар.
Хозяин, он же и Архип,
мужик, раздувшийся от чрезмерного употребления чая, с румяным лицом, украшенным окладистою бородкой и парою маленьких и веселых глаз, в одной александрийской рубашке, подпоясанной ниже пупка,
подходит к тарантасу Ивана Онуфрича, окидывает взглядом кузов, потом нагибается и ощупывает оси и колеса, потряхивает легонько весь тарантас и говорит...
Да, это был действительно честный и разумный
мужик. Он достиг своей цели: довел свой дом до полной чаши. Но спрашивается: с какой стороны
подойти к этому разумному
мужику? каким образом уверить его, что не о хлебе едином жив бывает человек?
До воли мужик-от дешев был, разгребут стёк, канавы наново вычистят, — трава-то и уродится; а как
подошла воля, разгребать-то и некем стало.
В это время
подошел мужик с ребенком на руках.
Сели, на гармонии заиграли. Потом еще
подошли мужики, поодаль сели.
Жучке очень хотелось
подойти; она виляла хвостом, но не решалась.
Мужик похлопал себя рукой по коленке и убедительно повторил...
— Кто? Известно кто, исправник. Это, братцы, по бродяжеству было. Пришли мы тогда в К., а было нас двое, я да другой, тоже бродяга, Ефим без прозвища. По дороге мы у одного
мужика в Толминой деревне разжились маненько. Деревня такая есть, Толмина. Ну, вошли, да и поглядываем: разжиться бы и здесь, да и драло. В поле четыре воли, а в городе жутко — известно. Ну, перво-наперво зашли в кабачок. Огляделись.
Подходит к нам один, прогорелый такой, локти продраны, в немецком платье. То да се.
По протоптанной из двора тропинке, скрипя по снегу новыми лаптями на туго обвязанных шерстяных онучах,
подошла старуха.
Мужики сгребали невеяное зерно в ворох, бабы и девка заметали.
Молодой малый, белесоватый и длинный, в синих узких портках и новых лаптях, снял с шеи огромную вязку кренделей. Другой, коренастый
мужик, вытащил жестяную кружку, третий выворотил из-за пазухи вареную печенку с хороший каравай, а четвертый, с черной бородой и огромными бровями, стал наливать вино, и первый стакан поднесли деду, который на зов
подошел к ним.
Сказывают также, что когда-то была на том месте пустынь, от которой осталась одна каменная ограда да подземные склепы, и что будто с тех пор, как ее разорили татары и погубили всех старцев, никто не смел и близко к ней
подходить; что каждую ночь перерезанные монахи встают из могил и сходятся служить сами по себе панихиду; что частенько, когда делывали около этого места порубки,
мужики слыхали в сумерки благовест.
Сказав это, он уперся руками в головы
мужиков, сидевших на крылечке; те продолжали себе распевать, — как ни в чем не бывало! — перескочил через них и,
подойдя к старому рыбаку, вторично с ним поздоровался.
Наплакавшись, Егорушка вышел из хлева и, обходя лужу, поплелся на улицу. Как раз перед воротами на дороге стояли возы. Мокрые подводчики с грязными ногами, вялые и сонные, как осенние мухи, бродили возле или сидели на оглоблях. Егорушка поглядел на них и подумал: «Как скучно и неудобно быть
мужиком!» Он
подошел к Пантелею и сел с ним рядом на оглоблю.